3 июля российской приватизации исполняется 20 лет. В этот день в 1991 году Верховный Совет России, тогда еще РСФСР, принял первый регулирующий ее нормативный акт: Закон "О приватизации государственных и муниципальных предприятий". 

Судя по опросам общественного мнения, четыре пятых россиян именуют ее не иначе, как "прихватизацией", и считают "грабительской" и "антинародной". Остальные смиренно вопрошают: почему же это, пока все вокруг было "народное", в магазинах были очереди да пустые полки, а после того, как "Россию разворовали", в ней стало возможно жить, более или менее, сносно? 

Неэффективность тотального огосударствления и централизованного планирования экономики признают все, за исключением особо твердокаменных коммунистов. Спор идет о методах и результатах приватизации. 

Колебания и решимость 

До инаугурации Бориса Ельцина оставалась неделя, но только что избранному президенту было важно продемонстрировать, что выбрали его не зря: период неопределенности и топтания на месте закончился, начинаются решительные действия. Важным событием в глазах народа принятие закона не стало. Страна жила "предчувствием гражданской войны". Все понимали, что первичным является вопрос о власти, а уж в зависимости от того, как он решится, определится и путь выхода из экономического кризиса: рыночные реформы, или "укрепление государственной дисциплины" и "борьба со спекуляцией". Ясно было одно: как сегодня, долго продолжаться не может. 

Михаил Горбачев выбора так и не сделал. Основную экономическую идею перестройки выразил Александр Яковлев: "взять немного хорошего плана, и немного хорошего рынка".

Слова "частная собственность" первый и последний президент СССР научился выговаривать без запинки только после августовского путча. Под "элементами рынка" архитекторы перестройки понимали хозрасчет на государственных предприятиях плюс кооперативы, бригадный подряд на селе и индивидуальную трудовую деятельность, где работники являются одновременно собственниками. Использование в частном секторе наемного труда было для коммунистов "эксплуатацией человека человеком" и, следовательно, недопустимой ересью. 

28 октября 1991 года V Съезд народных депутатов РСФСР 876 голосами "за" при 16 "против" наделил Ельцина чрезвычайными полномочиями, в том числе, правом проводить экономические реформы при помощи президентских указов. Через несколько месяцев большинство депутатов окажутся в оппозиции президенту и его реформам. По словам работавших на съезде журналистов, в кулуарах звучали примерно такие разговоры: пускай делает, что хочет, сейчас с ним все равно не поспоришь, а вот начнется обнищание масс, тут мы его и свалим! 

29 декабря 1991 года и 29 января 1992 года президент издал указы № 341 и № 66, давшие практический старт приватизации. 

Молодые реформаторы

Зимним вечером после очередного заседания правительства Егор Гайдар отвел в сторону Анатолия Чубайса и попросил его заняться приватизацией. "Егор, - ответил Чубайс с глубоким вздохом, - ты понимаешь, что, независимо от результата, меня всю жизнь будут ненавидеть как человека, распродавшего Россию?". Гайдар ответил, что "всем нам придется испить из этой горькой чаши".

На первых порах Госкомимущество обосновалось в не отапливавшихся, продувавшихся зимними сквозняками комнатах здания-"книжки" на Новом Арбате. "У нас не было ни тепла, ни ксерокса, ни факса, ни еды", - вспоминал американский консультант Джонатан Хэй. "Работайте так, будто каждый день - последний, и надо сделать максимум, чтобы перемены стали необратимыми", - наставлял Чубайс своих сотрудников. 

Нехоженым путем 

Опыта выхода из государственного социализма не было ни у кого в мире. Отсутствовали и теоретические наработки: для Запада тема была неактуальна, а в соцстранах о подобных изысканиях, по понятной причине, речь идти не могла. По словам банкира Александра Смоленского, про то, как строить социализм, была написана масса книг, а как его демонтировать - ни одной. 

Самая масштабная в истории Запада приватизация, проведенная Маргарет Тэтчер, решала, по сравнению с российской, точечную задачу. И до Тэтчер 90 % британского ВВП создавались в частном секторе. В стране имелись свободные капиталы, фондовый рынок, развитая правовая база и вековая культура бизнеса. 

Вроде бы, ближе к российским реалиям стояли Китай и Восточная Европа. Но и там ситуация отличалась кардинально. Не было такого гигантского массива тяжелой, прежде всего, военной промышленности, по самой своей природе хуже всего вписывавшейся в рынок. Социализм просуществовал не семьдесят, а всего сорок лет, не успела прерваться связь времен, оставались люди, помнившие прежнюю жизнь, в народе сохранялись традиции мелкого частного бизнеса и самостоятельного хозяйствования на земле. Кроме того, в Китае наличествовала сильная власть, а в Восточной Европе и Балтии "шоковая терапия" и приватизация совпали с национальным подъемом, вызванным освобождением от чужого, оккупационного режима. В день провозглашения независимости Литвы жители Вильнюса говорили, что ради свободы готовы, если потребуется, какое-то время ходить босыми и голодными. 

В России трудности переходного периода наложились на чувство национального унижения от распада сверхдержавы, а демократия давала неограниченные возможности ставить реформаторам палки в колеса. Что бы они ни делали, любые их решения немедленно оспаривались, "приостанавливались", или, как минимум, подвергались заушательской критике. Стоило Борису Ельцину создать Госкомимущество во главе с Чубайсом, как депутаты учредили подконтрольный Верховному Совету Российский фонд федерального имущества, породив неразбериху в делах и нескончаемые споры о полномочиях. Частную собственность на землю из-за сопротивления левых парламентских фракций удалось узаконить только при Владимире Путине. Московский мэр Юрий Лужков просто взял, и запретил в "своем" городе приватизацию за ваучеры, и "политическая целесообразность" не позволяла правительству ничего с этим поделать. 

Перебор вариантов 

Способов приватизации предлагалось три, и ни один не являлся бесспорным. 

Самый логичный и распространенный в мире путь – продажа госсобственности за реальные деньги тем, кто больше заплатит, с зачислением вырученных средств в бюджет и их последующим использованием на общественные нужды. Именно так действовала Маргарет Тэтчер. Гайдар и Чубайс изначально были его сторонниками. 4 апреля 1992 года они вылетели в Нижний Новгород, где губернаторствовал Борис Немцов, чтобы присутствовать на первом в России аукционе по продаже магазинов, парикмахерских и грузовиков, и пришли от его результатов в восторг. Однако работники службы быта встретили членов правительства плакатами: "Руки прочь от советской торговли!" и "Найдите другой город для своих экспериментов!". Они хотели, чтобы малые предприятия бесплатно отдали тем, кто на них работает. Вообще, идея продажи госсобственности за деньги была крайне непопулярна. Людям с детства внушали, что "все вокруг народное, все вокруг мое", а если государство "зажало" нашу собственность, так пускай вернет награбленное! За что платить? С практической точки зрения, в первые постсоветские годы в стране просто не было людей, достаточно богатых, чтобы покупать предприятия, а зарубежные инвесторы не спешили в непредсказуемую и непонятную страну. К тому же мысль о "распродаже родины иностранцам" вызывала массовое отторжение. 

Второй вариант заключался в передаче предприятий в собственность трудовых коллективов. Данный вариант активно пропагандировала, в частности, авторитетный экономист Лариса Пияшева, еще в 1987 году прославившаяся знаменитой фразой: "Чем больше рынка, тем пышнее пироги". Ясно было, что в этом случае реальными собственниками вскоре станут их руководители. Были даже предложения вообще не мудрствовать, а взять, да и объявить все предприятия личной собственностью их директоров, и пусть рынок потом сам отберет способных. Здесь, опять же, возникли вопросы. Выходит, поучаствовать в приватизации смогут исключительно работники сферы материального производства? Младореформаторов категорически не устраивала передача контроля над экономикой в руки "красных директоров". Они хотели получить в результате приватизации класс новых собственников, не отягощенных советским прошлым и советской психологией. Между тем, в ходе "стихийной номенклатурной приватизации" к лету 1992 года в руки директоров и близких к ним лиц уже перешли около 2200 предприятий. 

В результате компромисса между "командой Чубайса" и Верховным Советом, где сильно было "директорское лобби", данный вариант реализовался частично, на отдельных заводах и фабриках, где часть акций зарезервировали для их работников. 

Ваучеры 

Основным способом стало распределение госсобственности через приватизационные чеки, более известные как ваучеры. Соответствующий указ Борис Ельцин подписал 14 августа 1992 года. "Чек - это своего рода билет в свободную экономику для каждого из нас", - заявил он. К октябрю отпечатали красивые бумаги. Каждый россиянин, включая грудных младенцев, получал один ваучер. Всю приватизируемую госсобственность оценили в 1 трлн. 400 млрд. рублей. На эту сумму предприятия должны были выпустить акции, на которые до конца 1993 года предстояло обменять ваучеры. Стоимость каждого из них определили в 10 тысяч (цифра возникла в результате простого деления стоимости приватизируемого имущества на число граждан). 

Предложение сделать ваучеры именными, чтобы не допустить их скупку и концентрацию, было отвергнуто. Торговлю ваучерами, наоборот, посчитали желательной, чтобы оживить рынок ценных бумаг и ускорить процесс приватизации. 

Часть работников обменяла ваучеры напрямую на акции своих же предприятий. Остальные не знали, куда с ними идти, и что делать. Одни продали свои ваучеры уличным скупщикам по средней цене в 4 тысячи рублей, то есть примерно за две бутылки водки. Эти бумаги вскоре поступили на биржу в виде крупных пакетов. Некоторые российские предприниматели сделали первые большие деньги именно на торговле ваучерами. Другие отдали ваучеры в расплодившиеся в немалом количестве чековые инвестиционные фонды. Предполагалось, что работающие там квалифицированные специалисты избавят граждан от всех хлопот: приобретут акции, стараясь не складывать все яйца в одну корзину, будут получать дивиденды и распределять их между пайщиками по числу вложенных ваучеров за вычетом собственной прибыли. Проблема заключалась в том, что в то время даже на реальные акции российских предприятий дивиденды либо вовсе не выплачивались, либо были номинальными. Поэтому ЧИФы, в большинстве случаев, продали акции и собранные ваучеры на бирже для покрытия организационных расходов, некоторые время влачили призрачное существование, а затем тихо исчезли. 

Чубайс, отдай "Волги" 

Больше всего ваучерная приватизация запомнилась фразой Анатолия Чубайса на пресс-конференции 21 августа 1992 года, что ваучер, мол, не пустой фантик, его "может хватить на приобретение двух или даже трех, а если повезет, то и большего количества автомобилей "Волга". Разумеется, бесплатных "Волг" Чубайс не обещал. Он имел в виду, что если удачно распорядиться своим ваучером, если общая ситуация в стране будет способствовать росту капитализации, если данное конкретное предприятие окажется прибыльным и процветающим, то, может быть, когда-нибудь, полученные за ваучер акции сравняются в цене с двумя машинами. Кстати, в Нижегородской области имелась возможность обменять ваучер на две тысячи акций "Газпрома", за которые сейчас действительно можно купить машину, и получше, чем "Волга". Но так повезло не каждому. Пиар-ход оказался крайне неудачным, что признавал впоследствии сам Чубайс. Граждане поняли все буквально, и до сих пор, кто со смехом, а кто с ожесточением, требуют у него свои "Волги". 

Вообще, в этом вопросе между правительством и гражданами возникло грандиозное недоразумение. Реформаторы рассматривали ваучер как шанс каждому попробовать себя в мире капиталистических возможностей, люди - как обязательство государства выдать им некую "долю" без дополнительных усилий с их стороны. 

Для российских либералов Анатолий Чубайс стал культовой фигурой, по вкладу в преобразование России сравнимой разве что с Ельциным, для обманутого, а точнее, обманувшегося большинства - "рыжим злом" и "национальным аллергеном". 

Залоговые аукционы 

К концу 1993 года в акционерную собственность перешли 5603 крупных и средних предприятия с 15 миллионами работников. Однако самым значительным актом приватизации стала не эпопея с ваучерами, а залоговые аукционы 1996 года. Российские банкиры, уже заработавшие к тому времени начальный капитал, выдали государству займы под залог крупнейших и наиболее "лакомых" предприятий, в основном, в сфере нефтедобычи и горнорудной промышленности. Не делалось особого секрета из того, что правительство не собирается возвращать долги, и по истечении установленного срока предприятия перейдут в собственность кредиторов. 

Участие в залоговых аукционах сделало узкий круг просто богатых людей всемогущими "олигархами". По мнению многих, Борис Ельцин таким образом отблагодарил "придворных банкиров" за поддержку в ходе предвыборной кампании 1996 года. Есть и иная точка зрения. Один из членов бывшей "семибанкирщины", Александр Смоленский, впоследствии утверждал, что с учетом никудышного менеджмента, устаревшего оборудования и груза социальных обязательств сотни миллионов долларов, заплаченные за предприятия, являлись "бешеными деньгами" и их теперешняя высокая капитализация - заслуга новых хозяев. 

Тем не менее, большинство историков полагает, что при проведении залоговых аукционов политическая целесообразность сыграла свою роль. Известны слова Анатолия Чубайса о том, что из тысячи селедок не сделаешь одного кита. Для борьбы с сильной коммунистической оппозицией Кремлю требовались не многочисленные мелкие собственники, разобщенные и в России традиционно аполитичные, а крупные магнаты, способные оперативно мобилизовать финансовые и медийные ресурсы, что они и сделали в 1996 году, когда судьба Ельцина, а с ним и российского капитализма, висела на волоске. 

Разумеется, у этой медали имелась оборотная сторона. Олигархи приобрели такую мощь, что во второй половине 1990-х годов возникла шутка о смене политбюро на "олигбюро".

Владимир Путин, если не ликвидировал, то значительно урезал политическое влияние большого бизнеса. Часть россиян считает, что жертвами этой борьбы заодно оказались политическая состязательность и свобода слова. 

Будни капитализма 

Между тем, есть мнение, что приватизация в России по-настоящему еще и не начиналась. Государство либо никогда не выпускало из рук, либо за последние годы восстановило контроль над ключевыми отраслями экономики: добычей и транспортировкой нефти и газа, крупнейшими банками, большей частью машиностроения, железнодорожным, воздушным и морским транспортом. 

Выступая 17 июня на экономическом форуме в Санкт-Петербурге, президент Дмитрий Медведев охарактеризовал нынешнюю ситуацию в экономике как госкапитализм и призвал положить этому конец. Министр финансов Алексей Кудрин на днях сообщил, что страну ждет вторая волна массовой приватизации, причем независимо от того, кто станет президентом в 2012 году. На этот раз приватизация будет проходить "по методу Тэтчер". Никакие экзотические варианты не рассматриваются. Правительство рассчитывает выручить от продажи госсобственности 30 млрд долларов "живых денег". 

Так что реформы "лихих 90-х", как бы к ним ни относиться, достигли своей цели. Появились реальный рынок, эффективные собственники, какие-никакие правила игры и инвестиционная привлекательность. Наступили будни капитализма.