На прошлой неделе заключенный-мусульманин Алексей Максютов обратился к правозащитникам с жалобой на администрацию исправительной колонии № 5 в Республике Марий Эл.

Дело в том, что в священный месяц Рамадан мусульманам принимать пищу положено только после первой звезды, а оставлять еду в камере на ночь Максютову запретили. Как выяснили «НИ», несмотря на большое количество культовых мест в исправительных учреждениях, сотрудники ФСИН редко позволяют верующим заключенным соблюдать религиозные обряды. А зачастую и используют эту потребность заключенного как средство для давления на него.

В соответствии со статьей 14 Уголовно-исполнительного кодекса РФ к осужденным по их просьбе приглашаются священнослужители, принадлежащие к зарегистрированным религиозным объединениям. Осужденным и подследственным разрешается совершать религиозные обряды, пользоваться предметами культа и религиозной литературой – для этого администрация учреждения выделяет соответствующее помещение. При этом осуществление права на свободу вероисповедания не должно нарушать права других лиц и внутренний распорядок места лишения свободы.

«В адрес Федеральной службы исполнения наказаний часто поступают обращения от осужденных с просьбой об оказании содействия в реализации их права на свободу вероисповедания», – рассказали «НИ» в пресс-бюро ФСИН, заверив, что по каждому такому обращению «организуется проверка, принимаются меры для выделения помещений, атрибутов религиозных обрядов и специальной литературы». Однако в ведомстве оговариваются, что «нормами действующего законодательства не предусмотрено специальное приготовление продуктов питания для осужденных, исповедующих ту или иную религию», а приоритетными являются требования внутреннего распорядка.

Руководитель санкт-петербургского отделения «Комитета за гражданские права» Борис Пантелеев говорит «НИ», что для сотрудников ФСИН первичны не столько режимные нормы, сколько распоряжения начальства: «Представьте, мусульманский намаз (обязательная ежедневная пятикратная молитва. – «НИ») по времени совпадает со временем проверки. А время проверки начальник колонии устанавливает лично. Понятно, что из-за этого режимникам и оперативникам все намазы глубоко безразличны».

Сотрудники ФСИН часто делают невозможным соблюдение даже православных обычаев, не говоря уже о традициях менее распространенных конфессий, говорит «НИ» руководитель проекта «Гулагу.нет» Владимир Осечкин, который сам провел несколько месяцев в СИЗО по экономическому делу: «Вместе с сокамерниками решили сделать небольшой иконостас из маленьких иконок, которые нам передавал священник в Красногорском ИВС – отец Николай. Приехали оперативники УФСИН Подмосковья и при поддержке спецназа разнесли в пух и прах нашу камеру».

«Однажды в Пасху я с боем прорывался в храм, а пьяный дежурный ИК-1 на крыльце храма всех желающих покрывал отборным матом и угрозами», – делится с «НИ» координатор «Гулагу.нет» в Приволжском регионе Игорь Адамович.

Согласия в том, какие именно религиозные действия могут совершаться в тюрьме, среди сотрудников ФСИН нет. Начальник лечебно-исправительного учреждения № 20 в Ростовской области Азад Рагимов рассказал «НИ» об открытии молельной комнаты в ЛИУ-20, которое состоялось в минувшую пятницу. «Конечно, молиться пять раз в день и есть по ночам заключенные не будут», – заверил «НИ» г-н Рагимов. По его словам, на открытие был приглашен областной муфтий Джафар Бикмаев, который рассказал заключенным, что незначительные отступления от шариатских обычаев в тюрьме непослушанием не считаются.

В 2010 году в подчинении РПЦ появился Синодальный отдел по тюремному служению, который возглавляет епископ Красногорский Иринарх. Руководитель отдела по тюремному служению Ростовской-на-Дону епархии иерей Андрей Мнацаганов отметил в беседе с «НИ», что по за последние несколько лет общаться с заключенными священникам стало гораздо проще, хотя непонимание со стороны сотрудников ФСИН сохраняется: «Например, во время службы заходит человек и бесцеремонно прохаживается по храму. Как-то литургию под лай собак совершал – прямо во время службы решили устроить проверку».

В мае этого года стало известно о голодовке в колонии № 1 города Копейска Челябинской области, когда около сотни мусульман закрылись в молельной комнате после того, как один из заключенных во время намаза был вызван в дежурную часть и там избит. При этом администрация колонии сначала утверждала, что протест не связан с давлением на их религиозные чувства, а затем и вовсе опровергла сведения о голодовке. После визита в колонию омбудсмена по Челябинской области Алексея Севастьянова данные о бунте подтвердились.

Религиозность заключенного часто становится инструментом давления на него, уверены правозащитники. Причем давление может осуществляться и путем запрета отправлять обряды, и, наоборот, путем навязывания религиозных идей. «В свое время в одном из СИЗО Санкт-Петербурга на полном серьезе транслировались по внутреннему радио проповеди. И звучали слова: «Покайтесь, грешники». Нормальный ход, да? Человек еще не осужден, а его уже призывают к раскаянию», – рассказывает правозащитник Борис Пантелеев. Председатель общественной наблюдательной комиссии Москвы Валерий Борщев заявил «НИ», что вызов священника, на который заключенный имеет право, часто расценивается тюремными сотрудниками как привилегия и допускается только по разрешению следователя «за хорошее поведение». Хотя, как сказано в ответе ФСИН на запрос «НИ», между ФСИН России и традиционными религиозными конфессиями заключены соглашения о сотрудничестве и представители этих конфессий могут посещать исправительные учреждения без специального разрешения.

Г-н Борщев отмечает, что проблемы с визитами священников чаще возникают в следственных изоляторах – в колониях же, как правило, есть церкви. Однако даже там, где храмы есть, не все гладко. «После того как выяснилось, что капеллан «Бутырки» незаконно устраивал свидания заключенных с женами за взятки, подследственных более шести месяцев не выводили в храм при СИЗО. Приходилось ходить в синагогу, чтобы хоть как-то отвлечься», – рассказывает Владимир Осечкин.

Давление оперативников на религиозность заключенных зачастую слишком дорого обходится администрациям колоний, уверен Игорь Адамович, «ведь ЗК добиваются своего права на свободу вероисповедания, как правило, через голодовки и попытки суицидов». Например, в мае этого года в ИК-3 под Рязанью осужденный Марат Гаджиев отказался при обыске снять белье, сославшись на запрет раздеваться перед иноверцами. При этом Гаджиев попросил выдать ему уже проверенные во время обыска трусы. В ответ заключенный был избит, после чего в знак протеста порезал себе лезвием живот.

По данным ФСИН, в исправительных учреждениях действуют 501 храм и 417 молитвенных комнат для православных христиан, 45 мечетей и около 200 молитвенных комнат, оборудованных в соответствии с канонами ислама, шесть буддийских дуганов и три костела Римско-католической церкви. Также есть около 700 молитвенных комнат для осужденных, являющихся адептами прочих, более редких конфессий. Как отмечает в беседе с «НИ» президент Межрегионального благотворительного фонда помощи заключенным Мария Каннабих, несмотря на большое количество храмов в местах лишения свободы, священнослужителей там остро не хватает. Связано это с тем, что тюремные приходы, как правило, небольшие и не приносят много денежных средств. Решением проблемы г-жа Каннабих считает создание института тюремных капелланов, который финансировался бы ФСИН: «Хотелось бы, чтобы среди осужденных было больше религиозных – такие заключенные, как показывает практика, не попадают за решетку повторно».